А.П.Абрамов. Воспоминания.

Анатолий Петрович АБРАМОВ
(1919 - 1998)

Доктор технических наук. Лауреат Ленинской премии.

В 1966—1980 годах — заместитель генерального конструктора НПО “Энергия”.

  ВОСПОМИНАНИЯ

Воспоминания, законченные А.П.Абрамовым в 1993 году для второго, подготовленного, но неизданного выпуска сборника воспоминаний по истории отечественной ракетно-космической техники из серии книг «Дороги в космос». Во второй выпуск сборника также вошли воспоминания Е.В.Шабарова, А.И.Осташева, А.А.Максимова, Ю.А.Мозжорина. Воспоминания были подготовлены к печати коллективом сотрудников Российского научно-исследовательского центра космической документации (РНИЦКД).

Второй выпуск сборника воспоминаний в начале 2000-х гг. размещался на интернет-сайте Российского государственного архива научно-технической документации (РГАНТД).

Первый выпуск сборника воспоминаний ветеранов советской ракетно-космической отрасли был издан в 1992 году в двух томах издательством Московского авиационного института (МАИ), Москва.

Настоящие воспоминания А.П.Абрамова приводятся по тексту второго выпуска сборника воспоминаний по истории отечественной ракетно-космической техники, в свое время размещенного на интернет-сайте РГАНТД, с разрешения Ирины Анатольевны Томас, дочери А.П.Абрамова (в сокращении).

___________________________________________________________________________________

  

<…>

В моем повествовании постоянно будет присутствовать, как и прежде, Сергей Павлович Королев, что настолько очевидно, что не требует аргументирования.

Не познав С.П.Королева, нельзя понять причины его поистине триумфального творческого взлета. Оговорюсь, что я исхожу из того факта, что о ракетной технике написано очень много. К тому же создано немало музеев и выставок, где можно эту технику увидеть и пощупать. А вот кто делал эту технику, как жил, работал, радовался, огорчался — об этом написано ничтожно мало. А ведь история подразумевает описание жизни человека и его деяний. Этим отступлением я хочу упредить и отвести возможные упреки в свой адрес некоторых читателей.

<…>

17 сентября 1957 года в Москве в Колонном зале Дома союзов состоялось торжественное собрание, организованное Академией наук СССР, посвященное 100-летию со дня рождения К.Э.Циолковского. С докладом о жизни и деятельности К.Э.Циолковского выступил В.П.Глушко. Затем С.П.Королев сделал обстоятельный, интересный доклад “О практическом значении научных и практических предложений К.Э.Циолковского для развития ракетной техники и запуска искусственных спутников Земли”. В докладе прозвучала такая фраза: “В ближайшее время с научными целями в СССР и США будут произведены первые пробные пуски искусственных спутников Земли”. Реакция зала была спокойная, так как мало кто знал, что в это время на Байконуре уже идет интенсивная подготовка к пуску спутника и носителя.

<…>

Полет Ю.А.Гагарина для нас, участников его подготовки, прошел совершенно не так, как можно это представить сейчас. Шла обычная предстартовая подготовка. Каждый знал свои обязанности и строго следил за их выполнением. Лишь узкий круг людей занимался делами, непосредственно связанными с космонавтом и, по заведенному обычаю, не болтал лишнего. Поэтому никакого захватывающего дух ожидания не было. И лишь когда средства массовой информации во всем мире, захлебываясь от восторга, “просветили нас”, мы поняли, что причастны к событию, равных которому еще не знала история человечества.

<…>

Многопрофильность и большой объем работ по созданию ракетно-боевых и ракетно-космических комплексов потребовали привлечения сотен предприятий народного хозяйства. Научно-техническое курирование их деятельности осуществлялось соответствующими головными организациями, во главе которых стояли всем известные главные конструкторы, образующие Совет главных конструкторов, возглавляемый С.П.Королевым. Значение и состав совета неоднократно описаны в нашей печати. Однако хочу сказать несколько слов о взаимоотношениях между членами этого необычного совета. У большинства людей сложилось представление о нем, как о монолитном руководящем ядре, где все одинаково мыслят, единогласно голосуют и преданным взором смотрят на своего председателя С.П.Королева, готовые броситься выполнять его любое задание.

Но все было гораздо сложнее. За плечами каждого из них были годы тяжелых испытаний, война, у некоторых лагерь, самоотверженный труд конструктора и руководителя, каждый отвечал за свое дело в общем деле. Это были сильные, жесткие, знающие себе цену личности, наделенные большими правами и властью. У каждого свой характер. Учитывая это, не трудно себе представить атмосферу, царившую на заседаниях. Никаких авторитетов, обращение только на “ты” и в основном по имени. Ничего не принимается на веру. Критика “с плеча”. Иногда плохо прикрытая зависть. Проявление клановости по отношению к более низкому уровню и глухая оборона интересов своей организации от попыток “воткнуть” дополнительную работу. С.П.Королев — председатель проявлял чудеса находчивости, дипломатии, такта, даже лести, лишь бы удержать всех в рамках делового обсуждения. Помогал юмор, который вес ценили как средство разрядки. В основном Королева признавали лидером искренне и ценили дружбу с ним, но не все. Другие подчинялись нехотя, формально или с неприязнью. Это отражалось и на рабочих контактах подчиненных, создавая надуманные трудности. Но во “внешнем мире”, в общении с большим начальством все проявляли, как правило, лояльность и взаимную поддержку. То же относилось и к вопросам качества их совместного труда. Здесь отметались все обиды.

Характерно, что С.П.Королев никогда заглазно не осуждал сам и не позволял “сплетничать” другим, если речь шла о члене Совета главных конструкторов. Значительную роль в обеспечении высокого научного уровня в разработках ракетных комплексов сыграли научные подразделения НИИ-88, а затем ЦНИИМАШ. Глубокие исследования, эксперименты на уникальных установках, разработка альтернативных научно-технических решений, организация экспертиз ракетных комплексов отрасли с привлечением лучших ученых страны способствовали достижению высокого качества и требуемых технических характеристик образцов ракетной техники. Постоянно действующий ученый совет выпустил не один десяток ученых-ракетчиков. Наивным было бы думать, что все шло гладко и уважительно. Скорее, наоборот. ЦНИИМАШ — глаза и уши руководства министерства, как и положено, выступал в роли оппонента при рассмотрении проектов, представленных тем или иным главным конструктором. Куча замечаний, подкрепленных исследованиями и экспериментами, вызывала у исполнителей болезненную реакцию, а иногда и ярость. Не мудрено, что взаимоотношения были натянутыми. Но дело выигрывало. Большую роль в этом сыграл директор ЦНИИМАШ Ю.А.Мозжорин, умевший терпеливо и невозмутимо искать компромиссы в самых трудных ситуациях, опираясь на своих сотрудников — известных ученых: А.В.Кармишина, X.А.Рахматулина, И.А.Паничкина, Ю.А.Демьянова, С.Д.Гришина, И.И.Уткина, Г.Г.Конради, В.В.Казанского и др.

Следует остановиться на планах-графиках работ. Без преувеличения можно сказать, что они явились стержнем разветвленной системы, обеспечивающей бесперебойную, взаимоувязанную деятельность по созданию ракетной техники. В них нашли отражение не только разработка систем и механизмов, но и поставка деталей, комплектующих элементов, материалов с указанием сроков поставки каждого комплекта, исполнителя, разработчика документации, инструмента и уникальной оснастки. Первая редакция графика составлялась на уровне конструкторских бюро, заводов, строительных организаций. Затем — на уровне главков министерств шло согласование каждой позиции со всеми соисполнителями других ведомств, после чего документы с приложением перечня разногласий поступали в Совет министров. Ведущие специалисты “шлифовали” график и по существу, и по форме — кропотливая, но важная работа. Затем в Кремль приглашались те, с кем предстояло искать компромисс или “дожимать” по несогласованным позициям. При необходимости уровень поднимался вплоть до заместителя председателя Совмина, с приглашением министров. И, наконец, график направлялся в ЦК КПСС. Там принимались окончательные решения на уровне секретариата. Изредка рассматривались разногласия между заказчиком и поставщиками из других республик.

Иной скажет, что это сплошная бюрократия, и грубо ошибется. Десятилетия работы по такой системе показали, что она гарантирует успех, так как это не директива, навязанная сверху, а план действий, разработанный и принятый сознательно, под постоянным контролем, и при необходимости оказание помощи, а иногда и наказание нерадивых. Такая система (при командно-административном руководстве) является единственно правильной.

Приведу пример. На одном из заседаний межведомственной комиссии на Байконуре был поднят вопрос о задержке монтажных работ из-за отсутствия ряда комплектующих элементов. Присутствующий на заседании С.П.Королев попросил разъяснения одного из руководителей Главкомплекта. Тот доложил о том, что вагоны с комплектующими в пути и для большей убедительности назвал номера вагонов. Представитель ВПК сразу же связался по ВЧ-связи с министром путей сообщения и просил взять под контроль прохождение указанных вагонов. Вскоре последовал ответ, что вагонов с указанными номерами в природе нет. Реакция была незамедлительной — безответственный руководитель освобожден от работы. И в заключение: мировой опыт показывает, что при наличии блестящих идей, талантливых ученых, при мощном производственном потенциале можно годами топтаться на месте, если нет продуманной системы организации и талантливых организаторов. К сожалению, эта прописная истина с трудом завоевывает сторонников.

Затронув в общем виде роль министерств, особо необходимо выделить роль министерства обороны как заказчика ракетной техники. Было бы ошибкой считать, что она ограничивается приемкой готовой продукции после проверки на соответствие техническим требованиям. Диапазон деятельности военных специалистов практически охватывает весь технологический процесс создания ракетного комплекса, начиная с проектирования и кончая испытаниями. Среди них много настоящих творческих работников, по своей подготовке не уступающих специалистам промышленности. Такое положение благоприятно сказывается на повышенной требовательности к своей работе — как тех, так и других. Проводя систематический анализ научно-технического уровня проводимых работ и высказывая свои мотивированные критические замечания, военные специалисты тем самым не дают развиться монополизму и зазнайству среди работников промышленности, а самих себя заставляют постоянно учиться. Заключения, которые они дают на представленные промышленностью проекты, являются предметом горячих споров и дискуссий, так как каждая сторона не хочет “ударить лицом в грязь” и признать свою несостоятельность, а в результате выигрывает дело — многие замечания принимаются.

<…>

Историки считают, что, описывая значительные события в жизни общества или человека, не следует забывать о той среде, обстановке, атмосфере, в которых живет человек. Что он ест, где живет, как одевается, как отдыхает и развлекается, кто его окружает, о чем говорят, каковы интересы, и десятки других вопросов. Вдумайтесь, и вы согласитесь. Припомните, какое внимание этому уделяли русские классики, особенно Н.В.Гоголь. Человек — центр мироздания, этим все сказано. Итак, кое-что о повседневной жизни людей моего окружения.

Волею судеб Подлипкам было суждено стать второй родиной многим тысячам людей со всей страны. Во-первых, этому способствовала недавно закончившаяся война, когда людям предстояло начинать новую жизнь, а во-вторых — именно здесь началось создание уникального центра ракетной техники. Материальной основой послужил старый артиллерийский завод и поселок. Улицы, а их было всего четыре-пять, вымощены булыжником. Все утопает в зелени. Дома всех типов: бараки щитовые, рубленые (“кулацкий поселок”), кирпичные коробки, несколько солидных двухэтажных “директорских” домов и два четырехэтажных отличных дома, в которых жили ведущие специалисты Грабина. Везде жили коренные жители. По мере приема на завод новых кадров происходило подселение, многие поселились в соседних дачных поселках, завод оплачивал расходы.

Обстановка была тяжелейшая. Не сгущая краски, скажу лишь о двух примерах. В Тайнинке в каком-то летнего типа помещении жила семья. Отец работал у нас. Двое детей холодной дождливой осенью не выдержали таких условий — умерли. Другая семья была вынуждена поселиться на барже, плавающей по Москве-реке. Жена работала на барже, а муж у нас, и, возвращаясь вечером домой, прогнозировал координаты стоянки, но не всегда удачно. В Подлипках было чисто и ухожено. Во главе коммунальных служб стоял Г.Н.Прошкин — опытный и любящий свое дело человек. Каждое утро он обходил, затем собирал оперативку и принимал необходимые меры. Вот вам и секрет успеха. До сих пор он для меня является примером добросовестного и конкретного руководства. В центре поселка на маленькой площади стояли три скульптурных композиции, на одной из которых величаво восседало семейство львов. Проходя мимо, многие улыбались и острили: “Лев Робертович с семейством”. Дело в том, что директором завода и в дальнейшем института был генерал Лев Робертович Гонор, затем его сменил Спиридонов. Это были типичные представители старой школы хозяйственников, очень добросовестные и опытные для своего времени люди.

Но ракетная техника с ее многотемностью, новыми научными и технологическими проблемами явно была им не по плечу, да они и не пытались делать хорошую мину. Они не делали политику, но повседневно занимались традиционными административно-хозяйственными вопросами, определяющими условия работы и жизни людей: жильем, питанием, транспортом, медицинским обслуживанием, финансовыми проблемами, созданием баз отдыха, материально-техническим обеспечением, трудовой дисциплиной и сотней других дел. Но это не значит, что они не занимались производственной деятельностью. Своевременная разработка плана и отчета, защита последнего на балансовой комиссии в министерстве были в центре их внимания, ведь от этого зависят зарплата, премии и остальные блага. На предприятии — вечерняя, а на заводе ночная работа были обычным явлением и присутствие директора на своем месте определяло режим работы подчиненных. Иногда на вопрос по телефону, на месте ли директор, секретарь отвечала, что пиджак висит. Это была маленькая хитрость, к которой прибегал руководитель, когда ему надо было отлучиться.

Описанный выше образ руководителя довоенного периода и сороковых годов резко отличается от современного представления о руководителе, живущем в гуще научно-технических проблем, определяющем технический уровень и перспективу развития предприятия, передав “текучку” своим заместителям. Какой стиль предпочтительней — вопрос спорный, скорее всего истина лежит посредине. А что мы ели и где? В основном на фабрике-кухне, построенной еще до войны рядом с заводом. У меня осталось в памяти посещение ее, как кошмарный сон. Несколько больших полутемных залов с голыми стенами, такими же столами и очередь на раздачу. Несмотря на то, что после войны в Подлипках с продуктами было вполне прилично, а позже — даже хорошо. Но в этом цехе питания умели перерабатывать эти продукты во вторсырье. Каким же униженным чувствовал себя человек, стоя в этой очереди, держа в руках поднос, алюминиевую гнутую ложку, а затем давясь холодными макаронами. А ведь после этого надо было с энтузиазмом создавать новые ракеты, спутники, космические корабли. И создавали, и с энтузиазмом. Правда, в этом заведении был и ресторан, куда после работы некоторые завсегдатаи захаживали и не жаловались. Надо отдать должное нашему начальству, которое с первых дней проблему питания понимало правильно, и шаг за шагом на предприятии появилась целая сеть больших и маленьких столовых, в том числе и диетических. Рядом с фабрикой-кухней было не менее жизненно важное заведение — городская баня. Если учесть, что дома в Подлипках проектировались тогда, когда появление на улице в шляпе или при галстуке рассматривалось как проявление мелкобуржуазной идеологии, то ванные комнаты предусматривать в проектах домов было небезопасно, — мало ли какие аналогии могут возникнуть. Поэтому нетрудно представить себе, какие очереди выстраивались в предбаннике: вначале — чтобы раздеться, а потом — чтобы пройти в баню. В определенные дни баня принимала солдат местного гарнизона, гражданские возвращались домой. Но зато какая красота — после мытья там же выпить кружечку пивка: сразу человек добреет и не просит жалобную книгу.

Вспоминаю полки нашего гастронома, его прилавки-холодильники. Что там было, перечислять не буду. Грех было жаловаться. Для души тоже была “пища” в виде вполне приличного кинотеатра. Позже — за успехи в освоении космоса — были построены прекрасный Дворец культуры и стадион. Московские артисты стали привычными на нашей сцене. Приятно вспомнить первые годы становления коллектива, когда, устав от военных тяжелых лет, люди тянулись к общению, улыбкам, доброте. В обеденный перерыв и после работы перед зданием КБ молодежь, а она составляла большинство, “рубилась” в волейбол. Особой популярностью пользовались шахматы. Повсюду сидели, склонившись над доской, игроки в окружении болельщиков, которые своими острыми, с юморком комментариями, создавали атмосферу коллективной игры и мужских посиделок, не хотелось расходиться. А проходя по территории, любовались прекрасными яблоневыми садами, созданными нашими предшественниками, может быть не такими грамотными, но безусловно более душевными. На заводе еще работали многие из таких “работяг” и мастеров довоенной выучки и военной закалки, которые умели все делать и переносить. Сколько полезного мы, молодые специалисты, получили от общения с ними, и с какой готовностью они делились этим богатством. О людях предприятия можно написать целый том, остановлюсь лишь на отдельных моментах.

Заслужить уважение или продвинуться по службе в коллективе С.П.Королева можно было лишь упорным трудом и обладая способностями. Устроиться на почетную должность с помощью “волосатой руки” было невозможно. Требовалась конкретная деятельность, каждый на виду и под контролем. “Блатной” и сам не пойдет на такие условия. Парткомы всех уровней, не злоупотребляя идеологической работой, предметно и грамотно занимались кадровыми делами с пользой для дела. Были, конечно, и исключения, когда у некоторых “партвласть” имущих проявлялась страсть копаться в грязном белье, но им не давали развернуться. Информация о зарплате, премии, наградах была доступна при желании каждому о каждом, что исключало сплетни. Скажем прямо, что любители длинного рубля нашу “фирму” обходили стороной — бесперспективно. Начинали дело не ракетчики, их просто не существовало. Их готовили на высших инженерных курсах, изучая трофейную технику в процессе работы, затем организовали группы в техникумах, кафедры в институтах, и наиболее подготовленные сотрудники читали лекции, будучи совместителями. Так из года в год обновлялся, “квалифицировался” коллектив. Появился ученый совет, выросли свои кандидаты и доктора, доценты, профессора, члены-корреспонденты и академики.

Предприятие и город строились постепенно, а после пуска первого спутника — широким фронтом, с помощью строителей Москвы. Но С.П.Королев был прижимист, когда речь шла о строительстве для своей организации. Очень боялся, что даст повод обвинить нас в злоупотреблении правом головной организации. Поэтому наши смежники получали ассигнования в относительном исчислении больше нас. Наверное, так и должен был поступать наш лидер. Первые годы после войны продолжалась подписка на госзаймы — на месячный оклад, как правило, но дожимали до полутора-двух. Дисциплина была железная, навыки остались от военных лет. Начиналось с проходной. За опоздание — наказание, конечно не суд, как раньше, но ощутимо. Строжайший табельный учет. Выйти за проходную можно только по специальному письменному разрешению. Высока была производственная и технологическая дисциплина — залог качества и надежности. Законом стало требование: изделие должно соответствовать документации главного конструктора. Этому способствовали в значительной мере контроль всей производственной документации технологами и стандартизаторами. Чтобы получить их подпись на чертеже, надо было выполнить требования, изложенные во многих томах руководящих материалов. Адский труд. Еще труднее было внести изменения в документ. Но все это не каприз, а дорога к качеству.

<…>

Нередко С.П.Королев принимал меры по улучшению быта на полигоне. Так, например, на одном из заседаний межведомственной комиссии в 1962 году он обратился к начальнику Главного управления торговли министерства обороны с просьбой о поставке на объекты “Боржоми”, квашеной капусты, лука, чеснока и помидоров для предотвращения заболевания цингой. Просьба была выполнена. Представляется уместным напомнить о том, что 9 июля 1958 года Н.С.Хрущев, выступая в ГДР, касаясь положения советских специалистов-атомщиков и специалистов, которые создали межконтинентальную ракету и искусственный спутник Земли, в частности, сказал:

“...В одном только они “страдают”: для окружающего мира они пока безымянны. Они живут как бы под девизом: “Ученые и инженеры, работающие в области атомной и ракетной техники”. А кто конкретно эти люди — пока широко не известно. Тем, кто создал ракету и искусственные спутники Земли, мы воздвигнем обелиск, золотом напишем их славные имена, чтобы они в веках были известны потомкам. Да, когда придет время, будут опубликованы фотографии и имена этих прославленных людей, и они станут широко известны в народе. Мы очень ценим этих людей, дорожим ими, оберегаем их безопасность...” (“Правда”, 22 июля 1958 г.).

Эх, его бы устами... А пока идет 1993 год, и этим все сказано. Будем жить надеждой, как это делал С.П.Королев. В самые трагические годы его не покидал оптимизм и вера в свои силы.

С.П.Королев обладал бесценным для руководителя даром — умением слушать критические замечания, понимая, что это — коллективная мудрость, опыт. В нашей отрасли укоренилась традиция: новый проект ракетного комплекса, ракеты-носителя или космического объекта пропускать через экспертные комиссии, в состав которых входили самые квалифицированные специалисты, независимо от ведомственной принадлежности. Сам факт, что комиссия назначалась решением правительственного органа, придавал ее работе высокую ответственность и авторитет. Сергей Павлович глубоко вникал в работу комиссий. Дельные замечания принимались и проект дорабатывался. В ряде случаев приходилось ставить дополнительный эксперимент. Эти комиссии были прекрасной школой, их деятельность позволила избежать многих ошибок и сократить сроки работ.

Другой, не менее эффективной формой, конкретного руководства были выступления С.П.Королева на представительных собраниях коллектива, где он подводил итоги работы и делал анализ деятельности тех подразделений и сотрудников, которые в данный период определяли общую обстановку по той или иной теме. Одни руководители получали похвалу, что поднимало настроение, стимулировало лучше премии, так как получить от Королева одобрение в присутствии нескольких сот человек — большая честь.

Другим доставалась суровая, резкая, но справедливая критика, причем не в общем виде, а за конкретные промахи. С.П.Королев всегда располагал исчерпывающей информацией и тщательно готовился к таким выступлениям. Вообще Королев уделял большое внимание подготовке к выступлениям. Водитель его машины А.А.Чистяков рассказывал, что нередко по дороге в Кремль или министерство он просил остановить машину в одном из переулков в центре и на 10 — 15 минут погружался в чтение материалов.

Приняв однажды решение, Сергей Павлович мог и отменить его, если ему давали аргументированные контрдоводы. Вот, например. На первых порах двигательные установки и ряд систем космического корабля заправлялись компонентами из передвижных заправщиков под открытым небом. Но по мере усложнения бортовых систем, резкого повышения требований по точности заправляемой дозы процесс заправки превратился в тонкий этап подготовки корабля, нуждающийся, по существу, в лабораторных условиях. Специалисты пришли к выводу, что традиционная схема заправки с десятками автомашин, в мороз и зной, при дожде и пыльной буре изжила себя и необходимо создавать заправочную станцию, т. е. специальное здание, в котором будут размещаться корабль и разнообразная заправочная и контрольно-измерительная техника. Это, естественно, потребует затрат, но они скоро окупятся за счет эксплуатационных расходов, а главное, резко повысится надежность операции. Подготовив предложения, я понес их С.П.Королеву на утверждение, нисколько не сомневаясь в успехе. Но Главный отклонил их, мотивируя накопленным опытом и отсутствием средств. Такой оборот дела вызвал у меня раздражение на себя, так как, будучи глубоко уверенным в справедливости предложений, я, по-видимому, неубедительно построил доклад. Через неделю, учтя печальный опыт, вооруженный графиками и расчетами по различным вариантам, я вновь доложил С.П.Королеву и с тем же результатом. Но это не сломило мой бойцовский молодой задор и, уходя, я заявил с запальчивостью:

— Я ухожу, но хлопаю дверью!

Королев, явно не привыкший к таким вольностям, с удивлением и любопытством посмотрел на меня поверх очков и ответил:

— Ну что ж, посмотрим, что из этого получится.

Через две недели, проведя всесторонние проработки, и, главное, сделав своими руками очень наглядные макеты, мы уже целой группой энтузиастов вновь явились в кабинет. Тайно разложили все на большом столе, после чего я пошел в соседнюю маленькую комнатку, где обычно работал С.П.Королев, и пригласил его выйти. Он с недоумением, нехотя встал из-за стола и вышел. От неожиданности он слегка опешил. Доклад длился всего несколько минут, после чего он сказал, как отрубил, что мы его убедили, и он согласен. И с улыбкой обошел всех и пожал руки. Отказавшись от своей прежней позиции, он показал свою объективность, а в нас вселил уверенность в необходимости отстаивать до конца свои принципы, если в них уверен.

Все, кто работал с Сергеем Павловичем, знали Королева как человека высокой культуры, прекрасно воспитанного, готового без рисовки помочь любому, кто к нему обратится. Когда к нему приходили с просьбой, он начинал действовать, как правило, незамедлительно. Если надо, связывался по “кремлевке” с ответственными руководителями и решал вопрос. Естественно, что сотрудники высоко ценили его отзывчивость и платили ему глубоким уважением. Он постоянно был в курсе не только производственных дел, но и личных, касающихся его ближайших сотрудников. Этому в определенной мере помогало то, что он обедал за большим столом, вместе со своими заместителями и помощниками.

Столовая была как бы кают-компанией, где за обедом решались многие производственные вопросы, впитывалась разнообразная информация, здесь же договаривались о приеме, даже подписывались срочные документы. Нередко раздавались шутки и смех. Королев любил юмор, и его присутствие не подавляло остальных. Он стремительно входил в столовую, обычно без пиджака, с расстегнутым воротом. Первые минуты он был молчалив и погружен в себя, мысленно находясь еще во власти дел. Затем обводил всех взглядом и бросал какую-либо фразу или вопрос, задавая тем самым тон разговору, который вскоре становился общим. Ел он очень быстро, не обращая внимания на пищу, отвечая на вопросы. Кусочком хлеба тщательно вытирал тарелку и кусочек съедал, даже крошки сгребал и отправлял в рот. Первое время это удивляло нас, но позже один товарищ нам разъяснил, что это привычка, приобретенная им в тяжелые годы тюремной и лагерной жизни.

В 1958 году наша деятельность по морской тематике увенчалась большим успехом, и несколько человек, в том числе и я, были представлены к присвоению Ленинской премии. Кстати, в одном списке с С.П.Королевым. Как-то возвращались мы с ним из Москвы на машине, и вдруг он спросил меня:

— А как Вы отнесетесь к тому, что в этот раз Вы не получите звание лауреата? Дело в том, что министерство настаивает на включении в список одного ответственного работника. Вы еще молоды, у Вас все впереди — будете лауреатом.

Это было сказано так тактично, в духе просьбы, что я ответил безусловным согласием. Королев, улыбнувшись, сказал:

— Молодец, правильно понял, — и чувствовалось, что для него это был непростой разговор.

Я был доволен, что Королев получил тот ответ, который надеялся услышать. Значит, он верит в меня.

Его уважительное отношение к людям проявлялось во всем и постоянно. Для иллюстрации расскажу три маленьких эпизода. Проходя утром по территории предприятия в то время, когда на работу шел основной поток сотрудников, он увидел, как несколько грузовых машин, сигналя и обдавая идущих пылью и выхлопными газами, буквально протискиваются через людской поток. На следующий день вышло распоряжение, которое запрещало машинам проезжать по этой аллее в течение 15 минут “пикового” времени.

Как-то С.П.Королев позвонил мне и еще одному сотруднику и предупредил, что завтра утром за нами зайдет машина, и мы вместе с ним поедем в министерство. Утром машина не пришла, шофер отказался ехать на квартиры, заявив, что пусть приходят на предприятие. Пришлось выполнить “ультиматум”, но за счет некоторого опоздания. Узнав об этом, С.П.Королев на следующий день собрал у себя руководство транспортного цеха, представителя завкома и шофера. Мы были свидетелями урока дисциплины, культуры, ответственности, который он преподал указанным товарищам столь эмоционально, что они покидали кабинет, опустив головы, а шоферу он сказал:

— Вы что думаете, если вы возите Королева, то вам все можно? Ошибаетесь. Не рекомендую повторять ошибку.

С.П.Королев как бы стеснялся ездить на своей персональной машине, если видел, что его сотрудники идут рядом или им надо срочно что-либо доставить куда-то. Особенно это проявлялось на полигоне. Он останавливался и предлагал сесть в машину, либо отдавал машину в чье-либо распоряжение, не ожидая просьбы. Всем было знакомо его выражение: “Берите мою машину и езжайте”. Если кто-то задерживался вечером допоздна по его заданию, он, уходя, говорил: “Закончите, скажете дежурному, он вызовет машину, и вас отвезут домой”. Все это делалось без намека “игры на публику”. Сергей Павлович, делая людям добро, воспитывал у его окружения стремление быть похожим на него. Когда С.П.Королева уже не было, мы, в соответствующей обстановке, гордо называли себя королевцами. Однако бывали у Сергея Павловича и неоправданные вспышки гнева. Расскажу об одной из них.

Вечером, по окончании рабочего дня, несколько человек работали в кабинете Королева. Обстановка была напряженная, он был явно не в духе. В этот момент в кабинет вошла секретарь, на цыпочках подошла ко мне и шепотом сказала, что жена просит меня к телефону. Я взял трубку. Жена напомнила мне, что у нас сегодня билеты в театр. Сказать об этом Королеву мне и в голову не пришло. В лучшем случае он бы сказал, что я несерьезный человек, а это в его устах звучало как строгое порицание. Поэтому я тихо ответил, что сегодня ничего не получится. Королев исподлобья посмотрел на меня и спросил, в чем дело. Я пытался уклониться от прямого ответа, но он настойчиво повторил вопрос. Я объяснил суть дела. Он мгновенно вспыхнул, швырнул карандаш и, разразившись несколькими эмоциональными фразами, закончил: “Мне такой заместитель не нужен!”. Я не реагировал, помог многолетний опыт. Вскоре С.П. отошел, и все пошло своим чередом. Этот эпизод можно объяснить лишь крайним повседневным переутомлением и потребностью разрядиться.

С.П.Королев добился положения, при котором процесс производства на всех его этапах шел без перерыва, и даже малейшая задержка рассматривалась как чрезвычайное происшествие. Ночные вызовы рассматривались как норма. То же относилось и к отпускам, отзывали даже с Кавказа. Как-то потребовался один из заместителей Королева, М.В.Мельников, который отдыхал в Закарпатье, и в тот день, как нарочно, заблудился в лесу. По просьбе Королева был организован поиск, товарищ был найден и доставлен на переговорный пункт, где его соединили с Королевым.

<…>

Как-то в субботу мне позвонил Сергей Павлович и предупредил о том, что завтра утром группа сотрудников во главе с ним вылетает в Ленинград, вечером — обратно. В 7.30 утра за мной на квартиру зашла машина и, захватив по пути еще несколько человек, привезла нас на аэродром. Через полчаса мы взлетели. С С.П.Королевым была его жена Нина Ивановна. Настроение было приподнятое: воскресенье, да и летели мы не на восток, не на пыльный и знойный полигон, а в Питер. Я еще толком не знал, зачем летим, но раз Королев во главе, — значит что-то важное. В Ленинграде нас ожидали и, усадив в машину, повезли куда-то. Вскоре все прояснилось. В одном из конструкторских бюро по нашему заказу создавали опытный образец гусеничной ленты, предназначенной для ходовой части лунохода. С.П.Королев решил на месте ознакомиться с состоянием дела, ведь это важнейший элемент лунохода, от надежности его зависит слишком многое. Нас привели в лабораторию, в центре комнаты стоял круглый, диаметром около двух метров миниполигон, на дно которого был насыпан слой грунта, по своему составу и структуре похожий на лунный, как его в то время представляли ученые. На грунте стояла половинка модели самоходного шасси будущего лунохода. Включили электропривод, гусеница побежала по кругу. Все внимательно следили за экспериментом, задавали вопросы, делали критические замечания. Потом обменивались мнениями, договаривались о плане дальнейших работ. Королев высказал удовлетворение, поблагодарил хозяев, и мы отбыли.

Поехали на Невский, перекусили где-то на ходу и пошли, по предложению С.П.Королева, в Русский музей, к которому он питал особую слабость и старался побывать там всегда, когда приезжал в Ленинград, хотя бы часок. У него там были любимые залы и картины. Он был нашим гидом. Особенно внимательно мы рассматривали картины “Девятый вал”, “Гибель Помпеи”, “Фрина на празднике у Посейдона” и другие жемчужины этого зала. Потом быстро прошли по другим залам, задерживаясь у отдельных полотен. В этом культпоходе С.П.Королев предстал перед нами в ином, непривычном ракурсе. Его эрудиция и культура внушали заслуженное уважение.

Мне дважды пришлось быть свидетелем телефонного разговора С.П.Королева со своей матерью. Он весь преображался, глаза и голос выражали такую нежность и ласку, которые может питать только по-настоящему любящий человек. После такого разговора он некоторое время пребывал в глубокой задумчивости, по-видимому, мысленно продолжая беседу с самым дорогим человеком. Мать С.П.Королева, Мария Николаевна Баланина, была необыкновенная женщина. Высокообразованная, интересная, широко эрудированная, прекрасно владела литературной речью. До последних дней она была душой дома. Ее выступление в день своего девяностолетия, торжественно отмеченное в Доме журналистов, произвело на присутствующих громадное впечатление своей содержательностью и темпераментом. Роль матери в становлении личности С.П.Королева велика. Это отмечалось многократно в публикациях и выступлениях, но, мне кажется, точку ставить рано.

Этот вопрос ждет своего исследователя ради практических выводов и рекомендаций, в которых так нуждается наша педагогическая наука.

Высокая духовность С.П.Королева проявлялась и в трогательной заботе, которую он проявлял к своим старым друзьям, некоторые из которых прошли тяжелый жизненный путь, и внимание Королева придавало им новые жизненные силы. Под новый, 1966 год, исполнилось 60 лет одному из близких товарищей Королева Г.В.Цыбину, который пригласил на банкет С.П.Королева, Ю.А.Гагарина, группу сотрудников и космонавтов. Вечер прошел чудесно. Королев был общителен, весел и старался создать дружескую атмосферу. После банкета мы вышли на улицу и обомлели — вокруг было сказочно красиво. Деревья были покрыты воздушными хлопьями снега, на земле снежный пуховый ковер. Начали играть в снежки. Королев и Гагарин веселились как дети. Это было за две недели до смерти Сергея Павловича.

С.П.Королев ушел. Ушел в историю. Прошло более четверти века, и уместным будет затронуть вопрос о его наследии. Оно многогранно. Нет нужды вновь перечислять целую гамму боевых и научных ракетно-космических комплексов, созданных под его руководством и оцененных по достоинству. Жизнь продолжается. Продолжает работать наследие Королева, и в первую очередь — многотысячный коллектив НПО “Энергия”, носящий его имя, что символично и ко многому обязывает его преемников.

Известно, что жизнеспособность коллектива проверяется наличием стройной, проверенной временем системы, положенной в основу ее функционирования. Время показало, что С.П.Королев создал коллектив, отвечающий самым строгим требованиям системотехники.

Освоение космоса уникальными орбитальными станциями, способными обеспечить работу отдельных космонавтов до года — разве это не мечта С.П.Королева! Автоматические грузовые корабли с совершенной системой стыковки до сих пор поражают воображение уникальностью задачи и надежностью ее решения. Космический конвейер действует уже не одно десятилетие. Создание сверхтяжелого ракетно-космического комплекса Н-1, несмотря на закрытие темы, стало научно-техническим и технологическим подвигом, который явился фундаментом для современной системы “Энергия” — “Буран”. Автоматическая посадка корабля “Буран” — свидетельство колоссальных наших возможностей.

Одно огорчает, что в родном Отечестве находятся злопыхатели, пытающиеся все облить грязью. Но все проходит, здравый смысл победит. С.П.Королев в свое время создал ряд коллективов, передав им часть тематики и поставив во главе своих учеников Д.И.Козлова, В.П.Макеева, М.Ф.Решетнева, которые выросли в крупных ученых и руководителей высокого уровня. Это тоже королевское наследие.

В заключение хочу отметить, что это не историческое исследование и не технический отчет, а отдельные фрагменты из воспоминаний участников событий, рассчитанные на людей, знающих в общих чертах, как развивалась ракетная техника. Хотелось в популярной форме передать атмосферу, в которой работали и жили ракетчики, чего не найдешь в официальной прессе.

1992 год для космической техники был годом борьбы за выживание. Кризис, кажется, миновал. Общество признало необходимость ее. Обнадеживают международные контакты. В США побывала большая группа специалистов НПО “Энергия” во главе с его руководителем Ю.П.Семеновым. Такого не было со времен полета “Союза” — “Аполлона”.

Хочется верить, что это всерьез и надолго!